простонала Катюшка.
– Как какую? Самую весёлую, деревенскую! Отдадим мы тебя, девка, за Егорку! Чем не жених?
Ижориха ткнула пальцем в стоящего по-прежнему на крыльце топливца, из дыры в его боку свесился ещё один налим, и с чавкающим, булькающим звуком судорожно трепыхался, пытаясь втиснуться обратно в разложившееся тело.
– Странно, – Катя сама не заметила, как сказала это вслух, – Ведь они все утонули много лет назад, одни кости должны были остаться…
– Дак Егорка-то свеженькой ещё, – ухмыльнулась Ижориха, – На рыбалку приехал да и утоп. Нечаянно разумеется.
Мерзкая старуха засмеялась своим противным смешком.
– Я ж тебе, как родной крови, плохого не предложу. Самые свежие женихи для тебя. Или вон, Мишка, – ведьма спустилась с крыльца и потянула за истлевшую хламиду распухшего синего мертвяка, глаза его выкатились из орбит, а пальцы, изъеденные рыбами, были толстыми и торчали в стороны отвратительными обрубками.
– Свежее Мишки и нет, чай, у нас. Только месяц, как топливцем сделался. Мишенька у нас богатства захотел, приехал клады копать в Бережках. Даже нашёл кой-чаво, погляди-ко, какой богатый жених!
Ижориха дёрнула за карман рубахи, мокрая, склизкая ткань с влажным треском разорвалась и на землю со звоном посыпались старинные монеты и какая-то мелочь.
– Выбирай, Катенька, – вкрадчиво зашептала ведьма, – Или силу мою примешь или за мертвяка тебя замуж отдадим, и веки вечные будешь тут обитать, нет отсюда ходу.
Мысли Катюшки метались в голове раненым зверем – как быть? Что делать? Тут вспомнились ей слова бабы Вари про бесовский крест, что у Ижорихи на шее висит, да в котором сила её заключена.
– А что, если сорву я его? Может тогда не сможет она меня одолеть? – подумалось Кате. Терять было нечего, и она, завопив во всё горло, кинулась стремглав на Ижориху, и, повалив старую ведьму на землю, покатилась с ней по траве. Из сеней выбежали бабка Варя с бабкой Груней и кинулись Катюшке на помощь. Топливцы же продолжали стоять, и лишь глазели на происходящее своими рыбьими белёсыми глазами, да таращились пустыми глазницами.
Ведьма, как ни странно, сопротивлялась не сильно, и спустя мгновение, старый деревянный крест на оборванной тесьме, почерневший от времени, был в руке Катюшки.
– Сняла, – ахнули бабки, и уставились на Ижориху в ожидании того, что та рухнет сейчас замертво на землю или же обессилит и превратится в клячу. Но вдруг, неожиданно для всех, Ижориха поднялась с колен, поправила разодранное платье и победоносно расхохоталась, указывая пальцем на Катюшку:
– А! Что! Моя взяла?
– Что? – пробормотала Катюшка, ничего не понимая, она лишь ощутила лёгкое жжение в ладони, которой сжимала бесовский амулет.
– То-то мне и нужно было, – самодовольно выдохнула ведьма, – Крест бесовской ты взяла. Сейчас обряд проведём, и дело с концом. А ну-ка, держите её!
Утопленники молча развернулись к Катюшке и уставились на неё прозрачными глазами. Она закричала во всё горло и затрясла рукой, пытаясь выбросить проклятый амулет, да только тот словно прирос к её ладони, и жёг кожу нестерпимым огнём. Топливцы приблизились и окружили Катю плотным кольцом, за которым остались причитающие бабки Варя и Груня. Катюшка попятилась, и, упав на траву, закрыла руками лицо.
Последняя ночь ведьмы
– Ишь чаво захотела, девку заведьмачить! А сама спокойно полёживать собралась? Да как бы не так, сколько ты с нас крови попила! Думаешь, будет тебе покой после кончины? – раздался вдруг голос за Катиной спиной.
Она обернулась и увидела позади утопленников бабу Варю, которая, схватив ухват, грозно вопрошала Ижориху, встав на защиту Кати.
Ижориха лишь рассмеялась:
– Ты-то куда лезешь? Ты вообще уже неживая, и место твоё во-о-он там, на погосте. И чего вы все сюда таскаетесь?
– Чего таскаемся? – накинулась на ведьму и баба Груня, – Да разве ж мы по своей воле сюда ходим? Ведь нам из-за тебя, проклятая, покою нет никакого. Всю-то землюшку нашу ты испоганила.
– Ишь ты, как заговорили, – сощурилась ведьма, – Что это вы? Али забыли, что я вас раздавить могу, как щепку?
– Да ничего ты нам не сделаешь, – отмахнулась баба Варя, – Нам всё одно, усопшие мы. Только вот уснуть-то не можем из-за дел твоих мерзких, землюшку нам родную жалко, душа-то болит о деревеньке родимой. Ведь кабы не ты, жиссь-то тут кипела бы, а нынче что?
Баба Варя обвела кругом рукой, и Катя вдруг увидела, как крепкие добротные избы изменились под светом луны и показались ей во всей своей сущности, как есть – обветшалые, покосившиеся, с разбитыми стёклами, из которых, лезли наружу заросли крапивы да бурьян, с провалившимися крышами, с прогнившими стенами.
– Хватит время попусту терять! – закричала вдруг Ижориха утопленникам, – Хватайте девку, да на берег тащите!
Катя отчаянно забрыкалась, но топливцы схватили её крепко своими скользкими, костяными руками и поволокли по траве в сторону реки. Их ледяные, мокрые лохмотья хлестали Катю по лицу и телу, обдавая смрадом. Она ничего не видела за этими мельтешащими обрывками плоти, тряпья и костями, лишь свет луны озарял всё голубоватым бледным светом.
Катя почувствовала, что стало свежее, повеяло сыростью, видимо, они уже были на берегу. Ижориха приказала уложить Катюшку на какой-то топчан из травы, и топливцы тут же исполнили её приказ. Катя попыталась, было, вскочить на ноги, да только мертвяки крепко держали её за руки и ноги. Ижориха развела костёр, для которого всё уже, как видно, сготовлено было загодя, и стала ждать, когда огонь разгорится в полную силу.
Катя судорожно шевелила пальцами, пытаясь выбросить проклятую вещицу, оторвать её от себя, но пакостная штука будто приросла к её коже, она уже не жгла ладонь, но и не давала свободы. Слёзы покатились по щекам Кати:
– Да как же так? Неужели в наше время всё это возможно? Какие-то призрачные деревни, ведьмы, ходячие мервецы! Может быть, она отравилась чем-то, и сейчас на самом-то деле лежит где-нибудь в больнице без сознания и видит эти галлюцинации? Или утонула и сейчас она в царстве теней, на другой стороне?
Тем временем Ижориха что-то бормоча, зыркнула на Катю своими совиными глазами, и, довольно улыбнувшись, принялась обмахивать её дымящимся пучком травы. В голове у Кати помутилось, всё кругом поплыло.
– Можете уж отпускать теперь, не убежит, – бросила ведьма утопленникам.
Те, послушно, как белоглазые безмолвные рыбы, отступили чуть поодаль, встав в тень, куда уже не доставал свет костра. Из кустов выскочили вдруг две сестрицы – баба Варя да баба Груня и бросились на Ижориху. Та зло закричала, выставила вперёд руки, на каждой из которых повисло по старушке. Ижориха вдруг показалась Катюшке высокой-высокой, чуть не вровень с деревьями, а старушки крохотными, маленькими, как ёлочные игрушки. Ведьма лишь тряхнула рукавами и сердобольные Катины защитницы рухнули на землю.
– Всё никак не угомонятся, – прорычала Ижориха, и, склонившись к Кате, дохнула на неё жаром. От ведьмы пахло сырой землёй и лесом, старостью и тленом.
– Сейчас, сейчас, – склонилась она к костру, – Скоро Хозяин придёт, и завершим переход. Станешь ты, голубушка, родная кровь, новой ведьмой. Ничего, это только сначала страшно, а потом привыкнешь, ещё такое ли воротить станешь…
– Ещё всем вам покажет! – она повернулась к лежащим на мокром песке старушкам и погрозила им кулаком.
Катя собрала в кулак все мысли и волю, и из последних сил попыталась что-то предпринять, но тело не слушалось её, оно обмякло и сделалось ватным, мягкий шум волн, набегающих на берег, ещё больше туманил мысли. Луна вдруг сделалась тоже большой-большой, заслонив собою весь горизонт. И на её фоне увидела вдруг Катюшка медведицу. Тут же вспомнился ей мультик про Умку, который так любила она в детстве. Катя улыбнулась, и сквозь слёзы, множившие на ресницах лунные блики, поглядела на медведицу, которая шла по небу прямо к ним. Белоснежная шерсть её переливалась жемчужным сиянием в лунном свете, большие голубые
